Всё было ведомо иным умам давно –
лук на скрижалях Бога режут грамотеи.
Сад Гефсиманский двух людей, как домино,
сложил под звёздами невинной Иудеи.
Всё было ведомо тому, кто исторгал
сок двадцати веков, сходя в мешок из глины.
И мы с тех пор не в силах со своих зеркал
смыть бесконечный вопль Марии Магдалины.
Всё было ведомо: за веру – слёзы лей,
а за предательство – совсем иная плата.
Блажен, кто вечность получил на сей земле
из длани судорожной Понтия Пилата.
Гранит небес разбит был о людские лбы,
с шипеньем пал на плечи моря бич Востока.
Одиннадцать сердец вёл раб своей судьбы
среди маслин за дол Кедронского потока.
Священный город торопил, беду творя,
собак левитских с воем выйти до рассвета.
И раб иной судьбы с повадкою псаря
покинул с ними мрамор Ветхого Завета.
С ножом язычника по рукоять луна
зияла жирной желтизной глазницы конской
над местом, где была в любви оголена
душа, – к востоку от вершины Елеонской.
Блудливо юной самарянкой по нужде
присела ночь и потекла неумолимо
над местом, где бесплодный умысел владел
иной душой на горе Иерусалима.
Под шёпот лавров и смоковниц плакал царь,
а рядом с небом на гранатовой поляне,
во сне своём не видя глаз его лица,
шли в никуда блаженные галилеяне.
Под виноградною лозою таял сон,
а рядом с небом по земле непримиримо
во свете факела уже с иным лицом
шли стражи храма и наёмники от Рима.
Всё тайна здесь: волхвы, погасшие вдали,
крест небожителя, верёвка на злодее…
Сад Гефсиманский странных братьев на крови
встречал под звёздами безумной Иудеи.
Всё тайна здесь – и в бездне этой не горюй,
лелея хлеб насущный до седьмого пота.
Из века в век несёт свой чёрный поцелуй
в сад Гефсиманский человек из Кариота.
Всё тайна здесь – и нам не ведомы пути
к любви, которая распята и воспета.
Из века в век идёт, надеясь не дойти,
в сад Гефсиманский человек из Назарета.