Раньше всё это раскинувшееся кругом полевое сарафанье принадлежало совхозу «Путь Ильича». Потом, когда политическими торнадо стало безбожно лихорадить Советскую державу, всю совхозную движимость и недвижимость растащили местные акулы приватизации. А поля остались опустошёнными и запущенными, как после Мамаева набега. Часть их и вовсе отошла соседней Украине, ставшей, наконец, самостийной. Раздел-то этот самый произошёл прямо на наших глазах – мы тогда всей деревней высыпали смотреть. Там ещё казус такой вышел с бабой Мотей, а точнее, с её телушкой Зорькой.
Было всё так. Со стороны Нижней Кукарековки появились дюжие хлопцы в камуфляже, и принялись растягивать колючую проволоку между нашими смежными деревнями. Позабивали столбики полосатые в аккурат поперёк кукурузного поля, а нам, собравшимся поглазеть жителям, объявили, что теперь это есть государственная граница Самостийного Украинского Государства.
А у хромоногой бабки Моти её Зорька паслась как раз с другой стороны поля. Ну, отправили мы мальчонка Митьку, соседа моего Пантелеича сынка, покликать старуху сюда, чтобы тёлочку свою двухлетку вызволила из Хохляндии домой. Пока бабка пришкандыляла, а тут события развивались экспрессивно. Уже и новый страж взгромоздился на деревянной вышке, где раньше дед Панас с берданкой восседал и охранял от посягателей кукурузное поле. Старушенция кинулась было под проволоку протискиваться на другую сторону, дабы коровёнку свою вернуть. А с вышки дозорный стал угрожающе нагайкой размахивать и орать, что сейчас вызовет тревожную группу, и заарестуют нарушителя государственной границы. Бабка Мотя, конечно, испужалась не на шутку. Её мысль тревожная беспокоила: пока она будет пребывать в застенках, как там без неё хозяйство будет существовать? А ведь у неё на содержании находились два гуся да боров Богдан. Но и тёлочку жалко оставлять каким-то хохлам самостийным. Она принялась надрывно звать свою родненькую. Та быстро откликнулась на зов хозяйки и прибежала. И вот, топчутся они по разные стороны возведённой границы и не могут воссоединиться. Прямо душу разрывает смотреть на их горе.
Бабка безутешно причитает:
– Ироды! Верните мне мою кровиночку.
А с вышки доносится злорадно:
– Всё, старая, распрощайся со своей животиной. Это есть теперь наш военный трофей.
Старуха в ответ:
– Я не нахожусь с вами в состоянии войны. Отдайте мою частную собственность.
– Сейчас же отойдите, гражданочка, от разграничительной межи, – донеслось в ответ из-за Ближнего Зарубежья. – В противном случае будет направлена нота протеста вашему правительству и в Парламентскую Ассамблею ООН. Вы затеваете международный конфликт.
– А как мне забрать мою бедную коровку? – слёзно причитала горемычная бабуля.
– Обращайтесь теперь с иском в международный Страсбургский суд. А я вам ничем помочь не могу – я при исполнении, – и дозорный вертухай принялся отгонять тёлку в тыл украинской территории.
Тогда мой друган Толян напустил своего саблезубого волкодава Рекса на не в меру бдительного таможенника. Тот проворно припустил спасаться на своём высотном убежище. Пёс едва успел вырвать из его взопревшего зада пару клоков камуфляжной материи. Ну и ещё, покуда расторопный погранец возносился по приставной лесенке вверх, животное успело ухватить с его ноги кирзовый сапог. Пострадавший в неравной схватке с лютым хищником, между тем, со спасительной высоты крыл всяко разно недозволенными словами своего лохматого обидчика.
А Рекс, в охватившем его охотничьем кураже, яростно грыз деревянную стойку вышки, бессильный добраться до ускользнувшей жертвы. Мы же с друганом, тем временем, поспешно пособляли вызволить из вражецкого полона бабкину телушку: отодрали колючую проволоку от столба и в образовавшуюся брешь провели на свою территорию отбитую у врага Зорьку. Да ещё и Рекс притащил с собой трофейный сапог. Мы ликовали! Теперь наша взяла и с противоположной стороны пострадавший дозорный слёзно молил, козья морда, чтобы мы вернули утраченный им предмет воинской амуниции. На что вдохновлённая победой бабка Мотя резонно заметила:
– Милок, от теперь ты же ж сам и подавай иск хоть в Гаагский трибунал на Рекса, чтоб он возвернул твою обувку. Но ты же знаешь – военные трофеи не возвращаются. Так что, смирись с утратой!..
А ночью мы с Толяном, по старой колхозной привычке, собрались обчистить кукурузное поле, ведь домашнюю живность надо же кормить чем-то, правильно? Однако, мы патриоты своей отчизны, посему и позарились на иностранную часть посева. Пока ломали кукурузные початки и набивали ими мешки, как раз, произошло веерное отключение электроэнергии на деревне. А ночь, как назло, случилась кромешная и беззвездная. Куда идти, в какой стороне Россия? Ни черта не разобрать. Плутали, плутали среди кукурузных джунглей – а выбраться не можем.
– Что будем делать? – заволновался Толян. – Теперь до самого рассвета не подадут электричество в деревню. А утром этот проклятый Карацупенко пойдёт обходить границу и увидит наши следы.
– Ну и что? И пусть видит! – легкомысленно отозвался я из-под своего мешка.
– А то! Я видел, как вечером, когда менялся на вышке караул, они привели здоровенного бультерьера с собой. Как пустят его по следу – тогда хана нам.
– Что теперь? – не на шутку встревожился я.
– Надо резиновое что-нибудь на ноги надеть, тогда собака след не возьмёт, и мы сможем отсидеться в кукурузе, а на рассвете при первой возможности, когда страж удалится подальше, проскочим со своей контрабандой к нашим, – рассудительно объяснил мой подельник. – Видишь, я вот калоши резиновые надел на этот случай!
– Что же ты, бесов сын, о себе предусмотрительно позаботился, а мне ничего не сказал?
– Да чего теперь сопли распускать. Я ведь не специально это сделал. Просто, я человек женатый и не гнушаюсь ходить везде в калошах, так и ношу их всегда: мне форсить не перед кем, да оно и удобней этак в нашей сельской местности. А ты холостой, у тебя всё девки на уме – ты в городских штиблетах пижонишь. Вот и пеняй на себя.
– Но я всё равно им живьём не сдамся! – выдохнул я с решительностью героя-панфиловца, доставшего последнюю гранату.
– Ну может быть хоть что-нибудь резиновое у тебя найдётся с собой, чтоб обмотать подошвы? – проникся сердечным сочувствием ко мне коллега-контрабандист.
Я с надеждой порылся в карманах, нащупал в одном из них зашелестевший пакетик и вытащил его с негодованием:
– О, господи! Из резинового вот только презерватив и есть – это, пожалуй, лишь на одну ногу подойдёт.
– Ну, ничего! Будешь, значит, за мной скакать на одной ножке, – успокоил товарищ.
Вот так всю ночь мы и заметали следы: впереди Толян в калошах продирался сквозь кукурузные кущи, а я, как тушканчик, скакал за ним следом. А что? Хорошо придумали! Вы никогда не участвовали в игре «бег в мешка»? Так и я втиснул обе ноги в презерватив и проскакал всю ночь. На оставшуюся жизнь навык приобрёл, теперь могу в чемпионском забеге запросто участвовать. Признаться, неудобно было, зато собака след не взяла. А к вечеру следующего дня мы всё же выбрались в своё отечество. Конечно, было бы более здорово, если б мы, к примеру, по мешку героина трофейного припёрли с собой. Такой контрабандой ох и нанесли бы невосполнимый урон всей украинской экономике, ибо на этом она теперь только и зиждется. Да только пока сей злак не культивируют соседи.
…Вот так и впали пограничные деревни Верхняя и Нижняя Кукарековки в состояние повышенной готовности, и на почве этой расцвела вовсю контрабанда в среде местных обитателей.