Посвящается доблестным российским витязям,
беззаветно выполняющим миротворческую миссию
на дальних подступах к рубежам Отчизны.
Ресторан как ресторан, ничего особенного. Называется «Матисс». Просто мне нравится посидеть здесь на открытой террасе за бокалом холодного пива в летний зной, поскольку вид прекрасный простирается отсюда на протекающий внизу Лилль, на проплывающие кораблики с суетливыми туристами, на уток и лебедей, мило выпрашивающих крошки хлеба у прогуливающихся по набережной прохожих.
Вот и в тот день я сидел в глубокой задумчивости за столиком. Передо мной стояла недопитая кружка с охлаждённым ячменным напитком, а рядом лежала книжка с романом Прилепина «Обитель». Я был всецело погружён в собственные мысли, обдумывая сюжет какого-то нового своего сочинения. В этот момент он и подошёл ко мне. И окончательно вывел из пленительного мира грёз.
– Вы русский? – с необычайно тёплыми интонациями в голосе обратился по-русски незнакомец, выразительно кивнув на обложку книги с отчётливой надписью на моём родном языке.
Встрепенувшись от неожиданности, я взглянул на него снизу-вверх. Это был подтянутый молодой мужчина арабской внешности, лет 25 от роду, с чёрными вьющимися волосами, смуглой кожей и глубоко посаженными миндалевидными глазами. Наибольшее впечатление производили именно его глаза – глубокие, выразительные, с застывшей то ли грустью, то ли сокрытой мукой внутри. Бросалось наличие военной выправки в его осанке.
– Да, я русский, – подтвердил я его предположение.
Он попросил разрешения присесть рядом. Мы познакомились. Мужчина назвался Амиром. Принялся любезно выражать мне признательность за неоценимую российскую помощь Сирии…
А потом Амир рассказал о себе. Сейчас учится в Челябинском высшем командном училище бронетанковых войск. В Страсбург приехал погостить на каникулах у брата. С огромным уважением относится ко всему русскому: людям, культуре, политике. Но я не об этом. У нас состоялся интересный разговор, о котором и хочу поведать в своём рассказе.
***
…Сознание возвращается медленно. В голове стоит сплошной несмолкающий гул, будто в железную бочку непрерывно бьют арматурным прутом. С усилием разлепляю один глаз. Сквозь мутную пелену тумана перед собой различаю тяжёлый огромный ботинок военного образца. Он не новый, с изрядно потёртым носком, запылённый. На грязной поверхности его выделяется свежий алый потёк с медленно сползающей каплей.
О боже, ну как раскалывается голова. Внутри отдаётся пульсирующей болью, будто череп стягивают стальным обручем. Повожу глазом в сторону. Туман понемногу рассеивается, зрение обретает ясность – чётче становятся очертания предметов. Нависающий контур стола закрывает обзор. На фоне серой бетонной стены двигается ломкая тень с громадной лохматой головой и непомерно длинными руками. Сверху лампочка в обрамлении железной решётки тускло отбрасывает свет.
– Абакар, кажется, он очухался, – громовым раскатом звучит надо мной хриплый простуженный голос. В тот же миг ботинок перед моим лицом резко метнулся прочь, тотчас обрушившись с силой мне в грудь. От неожиданного удара перехватывает дыхание. Как выброшенная на берег рыба, судорожно хватаю воздух раскрытым ртом. Затем захожусь в трескучем кашле, выплёвывая при этом кровавые сгустки.
– Оставь его, Хамза. Убьёшь ведь раньше времени, – раздаётся невидимый за громадой стола возглас неожиданного заступника с начальственной интонацией.
Доносится тяжёлая поступь приближающихся шагов, гулко отдаваясь в душном помещении. Загородив собой источник света, сверху нависает грузная невнятная масса. Оттуда исходит острый дух немытого тела. Его владелец исторгает бесстрастно:
– Пёс должен получить по заслугам! Чтоб неповадно было другим.
– А что дальше с ним делать? – склоняется ко мне тот, которого назвали Хамзой. На его дикой образине с не чёсанными курчавыми патлами и отросшей клочковатой бородой, грозно пылают зраки яростным огнём едва сдерживаемой злобы.
– Запри его пока в карцере. А утром казнишь прилюдно на площади.
В памяти всплывают картины побега из стана боевиков. Погоня. Как потом поймали. Как приволокли назад в подземелье. Как били…
Размышления прервал первый истязатель, грубо схвативший за шиворот и резко поставивший на ноги ослабевшее вялое тело. Еле удалось устоять от насквозь пронизавшей внутренности боли. Тут ещё, туго стянутые верёвкой за спиной руки невыносимо саднит в неловко вывернутых суставах.
Взору предстал образец неприглядного помещения в полном объёме – с облупившейся штукатуркой и беспорядочно наваленным по углам хламом в виде кип архивной макулатуры, канцелярских товаров и каких-то одинаковых картонных коробок непонятного предназначения. За обшарпанным столом со стопкой деловых бумаг и запятнанных листов с рукописным текстом, с зажжённой сигаретой в руке, расположился ещё один тип в камуфляже. На его небритой физиономии с недельной щетиной между тёмными провалами глазниц выделяется перебитый массивный нос. А на щеке виднеется тянущийся от виска к самому подбородку безобразный рубчатый шрам.
Позади у двери стоит четвёртый – хмурый детина в выцветшей джинсовой куртке и брюках военного образца цвета хаки. Этот, последний, молча ткнул меня в бок стволом «калашникова» и повёл по едва освещённому коридору. С трудом передвигая подгибающиеся ноги, я покорно побрёл с обречённостью ведомого на заклание агнца.
В камере, узкой как могила и длиной в шесть шагов, было пусто и пыльно, воздух отдавал затхлостью непроветриваемого сырого помещения. Слабый свет из коридора почти не проникал в зарешёченное отверстие в двери. Пришлось наощупь продвинуться вперёд, по стене опуститься вниз. И я обессиленно растянулся на полу.
Нахлынули тягостные мысли по поводу сложившегося положения. Ситуация оказалась такова, что рассчитывать единственно оставалось на худшее. Утром отведут на городскую площадь, где совершаются почти каждый день казни. И безжалостно расправятся. Только не ясно пока каким образом лишат жизни. Может, как Абделю перережут глотку и придётся мучительно биться в конвульсиях… А может, повезёт как Али, и быстро пристрелят… Тело потом оттащат за ноги и сбросят в ров за стеной, у которой расстреливают… Безысходность положения весьма очевидна…
До рассвета ещё оставалось достаточно времени. И потянулся безрадостный шлейф удручающих воспоминаний. Это верно, что накануне гибели смертники обычно грезят видениями минувшего прошлого.
***
…Тот неудачный день начался с того, что у матери случился сердечный приступ. Отец повёз её на мотоцикле в Табию в госпиталь. А потом нагрянули боевики из экстремистской группировки «Джебхат аль Ислам», и устроили кровавую расправу над жителями деревни. Меня с братом Рахимом и ещё несколькими молодыми парнями забрали с собой. Всех привезли в Алеппо. Рахим работал в пекарне, его отправили воевать. Кто-то сказал им, что я сварщик и меня оставили трудиться в их подземной мастерской по изготовлению джихад-мобилей. Это такие джипы, оснащённые приспособлениями для крепления крупнокалиберных пулемётов и другого стрелкового вооружения. Особенно много требовалось сварочных работ при подготовке шахид-мобилей. Тогда автомобиль полностью обшивали бронёй из толстых листов железа, чтоб его не могли пробить ни осколки, ни пули. Потом эту штуковину загружали большим количеством тротила, сажали в неё смертника и пускали на прорыв. Бойцы сирийской правительственной армии очень боятся этих ужасных бронированных монстров, поскольку те обладают невероятной разрушительной силой. Меня тоже вскоре стали готовить на роль шахида. Постоянно, по нескольку раз в день со мной беседовал мулла. Он убеждал, что Аллах приемлет погибших в священном джихаде героев и уготовит им место в раю.
Но я не хотел умирать. Поэтому попытался сбежать. Поймали той же ночью. Уже за окраиной города, когда я почувствовал себя в безопасности и забыл о предосторожностях, нарвался на замаскированный пост джихадистов. Они передали меня в руки службы расследований. А те быстро разобрались во всём. Оставалось лишь дожидаться неминуемой смерти.
В этом потоке безрадостных мыслей долго не получалось заснуть. И когда только, казалось бы, забылся в беспокойном тревожном сне, как вдруг на двери загромыхал железный засов. Скрипучая окованная дверь отворилась и снаружи потребовали, чтобы я выходил. Делать нечего, я обречённо побрёл на выход. Мне снова связали за спиной руки, и Хамза с молчаливым своим напарником не спеша повели подземными коридорами к месту казни. Автоматы оба небрежно держали переброшенными ремнями через плечо. А у молчуна ещё сбоку на поясе свешивался огромный, как мачете, тесак. Оставалось лишь гадать, какой вид убийства предпочтут для меня палачи.
Так мы и продвигались в полумраке туннеля: впереди Хамза, я – за ним и замыкал шествие второй исламист. Изредка передний, слегка обернувшись, зло бросал мне:
– Давай побыстрей там!.. Некогда долго с тобой возиться…
И тогда задний грубо тыкал стволом в спину, бормоча в мой адрес проклятия:
– У-у, шайтан, чтоб твою печень сожрала гиена…
Потом мы вышли из узкого туннеля на так называемый подземный «проспект». Конечно, это не настоящий проспект, к каким все привыкли в городе. Просто это был такой широкий туннель, что в нём запросто проезжали грузовики, как по загородному шоссе. По краям подземки тут и там попадались брошенные остовы отслуживших землеройных машин и различной строительной техники.
Наша подземная мастерская по оснащению джихад-мобилей располагалась в глубине этой магистрали, от которой ответвлялось множество других ходов сообщения. Я не раз слышал, как по гулким коридорам подземной потерны разносились истошные крики мужских и женских голосов, от которых жутко пробирало душу. Выстрелы прерывали кошмар. В такие моменты казалось – это хищный Минотавр терзает в мрачных недрах своего лабиринта доставшихся ему жертв.
Помню, при выходе из катакомб на поверхность установлен шлагбаум и при нём размещён контрольный пост. До него оставалось миновать ещё два поворота. Видимо наверху едва начиналось утро, поэтому в столь ранний час «проспект» оставался безлюден.
Так под гнётом горестных мыслей брёл я уныло, ведомый конвоирами к последнему своему пределу. Побои на теле в стрессовой ситуации уже не донимали нудящей болью, как вчера. В голове будто тягуче колыхалось какое-то вязкое мессиво. Абсолютное безразличие безнадёжно обуяло душу. Состояние отрешённости поглотило все чувства.
Что произошло дальше до сих пор не могу судить определённо. Только расслышал за спиной громкий всхлип следующего сзади боевика, и глухой звук падения чего-то грузного. В тот же миг рядом метнулась тень, и передний сопровождающий только успел повернуть лохматую голову в мою сторону… я навсегда запомнил ужас в его судорожно исказившейся болезненной гримасой физиономии… как рука призрака с тускло блеснувшим лезвием ткнулась тому под сердце. Дальше неожиданный избавитель высвободил мои руки от пут и с заметным акцентом приказал по-арабски:
– Скорее тащи за мной второго убитого!
Сам он за ноги уже волок труп Хамзы к ближайшей из брошенных с краю у стены землеройных машин. Не раздумывая, я ухватился за второй труп. Ослабевшие руки с трудом управлялись с тяжестью, туша молчуна медленно перемещалась с места. А тут за поворотом послышались вдруг звуки шествующих ног и раздающихся команд.
Кляня коварную сущность судьбы, поиздевавшейся надо мной мнимой инсценировкой удачного освобождения, я неистово продолжал тщетные попытки. От чрезмерного напряжения, казалось, жилы сейчас лопнут. Мой благодетель подоспел на подмогу. Вместе живо справились с делом. Кое-как под самым носом у выступившей из-за поворота колонны затолкали мёртвого свидетеля свершившейся расправы под экскаваторный ковш. Сами притаились рядом. Затаив дыхание, я с трепетом взирал, как мимо буквально в двух шагах двигаются вооружённые игиловцы.
Когда угроза миновала, мы огляделись. Забрали оружие убитых. Всё кругом было тихо. Никто не заметил произошедшего. После этого незнакомец протянул руку и сказал:
– Я Лёха…
***
Вот так я познакомился с тем русским. Он был невысок, но необычайно широк в плечах. Под джинсовой рубашкой в рукавах мощно выпирали бицепсы, грудь внушительно бугрилась объёмистыми мышцами. Да и вся ладная фигура не вызывала сомнений в хорошей физической подготовке атлета. В его мужественном лице с коротким ёжиком пшеничных волос совсем не ощущалось угрозы, как в звериных оскалах фанатиков-игиловцев. Напротив, голубые глаза блондина излучали доброту и сострадание. Особенно его широкая располагающая улыбка вызывала доверие и теплоту.
Он с сочувствием обратился ко мне, видя следы побоев:
– Что, брат, досталось тебе от них?
Я тяжко сглотнул застрявший в горле ком и угрюмо ответил:
– Меня вели, чтобы казнить.
– А в чём ты провинился?
– Хотел бежать. Но они поймали.
– Так ты не пожелал у них воевать! – догадался Лёха.
– Они силой забрали из дома. Сначала заставили готовить джихад-мобили. Потом решили сделать из меня шахида. А я не хочу помирать. Аллах сам призовёт, когда посчитает нужным. Ты спас меня от верной гибели. Спасибо, друг!
И тогда Алексей окинул меня своим проницательным взором, от которого, кажется, невозможно ничего утаить даже в самом отдалённом закутке души. В этот миг он произнёс ту сакраментальную фразу, которая отпечаталась в моей памяти навсегда. Он сказал:
– Друг познаётся в беде. Запомни это.
И я запомнил!
Затем между нами состоялся серьёзный мужской разговор. Русский спросил:
– Ты знаешь подземный город?
– Да, я нахожусь здесь вот уже три месяца.
– Мне нужен надёжный проводник в этом лабиринте. Ты согласен помочь? Я не вправе настаивать, дело очень опасное.
Разве мог я ему отказать после того, как он спас меня от неминуемой смерти? И я решительно ответил:
– Ты можешь распоряжаться мной. Жизнь моя принадлежит тебе…
Оказывается, сирийские правительственные войска готовились в ближайшее время захватить Алеппо. Дамаск проводил масштабную операцию по освобождению занятых враждебными силами территорий страны. Поэтому в город были направлены разведывательно-диверсионные группы для выяснения обстановки в стане экстремистов. Алексею неведомо каким образом удалось проникнуть в одиночку в святая святых игиловцев – их подземелье под Алеппо. Целью его миссии являлось добраться до центра управления боевиков и уничтожить его.
Я знал расположение пунктов обеспечения деятельности антиправительственных сил в подземном городе. Подробно разъяснил где склады с боеприпасами и продовольствием, где мастерские и учебные помещения, где мечеть и бордель с наложницами,.. магазины, пункты досуга и развлечений, стрелковый тир, типография, а также, котельная, компрессорная и электростанция,.. тюрьма и другое. Здесь было даже нечто вроде детского сада, где несмышлёных отпрысков боевиков воспитывали в духе бесстрашных и беспощадных воинов ислама. С малых лет ребятишки овладевали разными видами оружия и приобретали навык убивать.
Сам командный центр находился глубоко упрятанным в чреве катакомб. Подходы к нему надёжно охранялись. Там кроме пропускных пунктов, постов и мобильных патрульных дозоров располагались огневые точки, скрытые за бетонными капонирами так, что снаружи можно было их заметить разве что по узкой прорези пулемётной щели. В глуби под их защитой, поговаривали между собой простые участники незаконных формирований, обитали натовские военные представители, доступ к которым был строго ограничен. Туда приглашали на совещания полевых командиров да необходимый обслуживающий персонал.
Мне довелось два раза побывать там по причине проведения сварочных работ в вентиляционных шахтах. Во второй раз даже угораздило стать очевидцем трагического эпизода. Я как раз находился над помещением, откуда доносилась английская речь. Потом там раздались отчаянные женские вопли. Осторожно выглянув в зарешёченное окошечко, я увидел, как крупный мужчина в погонах американского майора грубо срывает одежду с брошенной на диван молодой женщины. Та безуспешно сопротивляется, силы явно не на её стороне. Неожиданно из разорванных одеяний бедняги на пол выпал какой-то портрет. Словно ошпаренный кипятком, насильник буквально отшатывается от поверженной жертвы. Та вскакивает с дивана и пытается прикрыться обрывками материи. В этот момент отблеск настольной лампы падает на её лицо, и я с изумлением замечаю, что это девочка лет четырнадцати не больше. Тем временем американец хватает с пола портрет и принимается с бранью разъярённо тыкать им пленнице перед глазами. Потом он отшвыривает изображение, и оно падает у стены поближе ко мне. Тогда я и разглядел фото сирийского лидера Башара Асада. Между тем, бугай сгробастал девчушку за волосы и с неистовым ожесточением стал бить головой о стену. По штукатурке разбрызгались пунцовые капли и появились кровавые подтёки. У девочки подкосились колени, и она безвольно повисла в руках истязателя. На зычный зов американца в помещении споро появились двое вооружённых людей. Они утащили с собой лишившуюся сознания пострадавшую.
А на следующий день нас вывели наверх и собрали на площади, где совершались казни. Среди нескольких приговорённых шариатским судом к смерти нарушителей оказалась и та избитая девочка. За найденный у неё портрет сирийского президента ей просто перерезали горло…
Хмуро выслушав мой горький рассказ, русский, на первый взгляд, никак не проявил своих чувств. Если не считать того, как на его скулах вздулись бугристые желваки да, пожалуй, в глубине глаз отразился едва приметный холодный блеск ледяной глыбы. И он промолвил раздельно:
– Ты мне покажешь логово того мерзавца…
Мы тут же энергично ринулись с широкого освещённого «проспекта» в полумрак более узких артерий лабиринта.
***
Продвигаясь ходами сообщения, мы изредка натыкались на боевиков или привлечённый к работам на них обслуживающий персонал из гражданского населения. Благо, что все принимали нас за своих и, не обращая внимания, проходили мимо, не заподозрив ничего неладного.
В какой-то момент стены подземелья стали слегка содрогаться, и даже по лабиринту начал разноситься далёкий неясный гул. Мой русский спутник прислушался и сообщил удовлетворённо:
– По городу бьёт тяжёлая артиллерия! Значит, начался штурм.
Я взмолился в надежде:
– О всевышний, принеси победу армии Асада!..
С тех пор гул не прекращал доноситься, а стены содрогаться. А мы подбирались всё ближе к намеченной цели. И так вскоре оказались на подступах к командному пункту. Туда вёл довольно просторный туннель, и он весь был хорошо освещён прожекторными лучами. На входе в туннель дорогу преграждал полосатый шлагбаум, возле которого бдительно несла караул пара вооружённых стражей. В глубине рукотворного грота виднелись ещё ответвления и в стенах бойницы для ведения пулемётного огня.
Стало понятно, что туда так просто не проникнешь. Для выполнения задачи необходимо принять какое-то неординарное решение. Пришлось затаиться поблизости в тени за глыбами вывернутой скальной породы, откуда полностью просматривался освещённый туннель.
Алексей стал расспрашивать:
– Скажи, Амир, а нет ли туда других не столь охраняемых подходов? Может для служебного пользования имеются потайные лазы?
– Слышал, прямо из лона этого центра для незаметного отхода выводят пути куда-то за пределы городской границы. Но где их сейчас искать?
– Тогда придётся придумать, как попасть в центр отсюда.
Признаться, я для себя решил, что дело это безнадёжное и лучше бы убраться поскорее, пока не обнаружили нас и не схватили. Однако покровитель мой на сей счёт имел совершенно иное мнение. Мы продолжили вести наблюдение, вникая в обстановку. Временами возле шлагбаума появлялись люди с той или другой стороны. Охранники тщательно проверяли у них документы и пропускали. Пару раз проезжали джипы.
– Боеприпасы они получают, – пояснил я появление здесь машин.
– Если попробовать захватить такой автомобиль и на нём заехать туда?
– Там наши тоже получали взрывчатку для шахид-мобилей.
– Это реальный вариант для решения нашей задачи, – обрадовался русский.
– Но кто нам выпишет пропуск сюда? – засомневался я.
– А кто этим занимается?
– Один даргинец из Дагестана. Только он не совсем адекватный.
– Как это?
– С ним не договоришься. Он фанатик и истый джихадист. К тому же заслуженный ветеран, многократно израненный и контуженный. Гнева его даже шеф мастерской опасается.
– И далеко отсюда до вашего гаража?
– Не очень. Примерно за час доберёмся. Но, считаю, время напрасно только потеряем.
– Веди туда, – распорядился Лёха решительно. – Другого выбора нет.
***
До места добрались успешно. А как было выманить из мастерской того самого даргинца? В этом вся загвоздка. Мне нельзя было там появляться, ибо все знали о вынесении решения моей казни. Алексей тем более со своей славянской внешностью, да без соответствующих документов неминуемо обречён на провал. Тут его нахлобученный до глаз капюшон никак не поможет.
Пришлось затаиться среди строительного хлама поблизости от ворот в мастерскую и дожидаться удачного случая. Утомительно потянулось время, словно дождевой червь в спринтерском забеге. Я даже успел вздремнуть. И всё-таки этот Гамзат вышел к нам. Сам, по воле благоволящего нам провидения. Воспрянувший мой лихой товарищ прошептал в кураже: «Сиди здесь и наблюдай за обстановкой. Если заметишь подозрительное, подашь знак», – сам, подобно кошке, неслышно подкрался и набросился на игиловца. Некоторое время между ними продолжалась яростная схватка. Потом несколько раз резко взметнулся кулак разведчика, и противник его затих.
Едва отдышавшись после рукопашной, триумфатор притащил захваченного языка в наше укрытие. Тот ещё не пришёл в сознание. Алексей плеснул ему в лицо водой из фляжки, похлестал по щекам, пока тот открыл глаза. Во взгляде поверженного боевика, на удивление, застыло смирение и покорность судьбе. Он явно решил, что для него дни сочтены. Поэтому разом утратил весь гонор. Как не пытался держаться, но дрожь на губах выдавала истинное его состояние. Тогда диверсант сказал ему:
– Будешь себя хорошо вести, обещаю, останешься жить.
Дальше они заговорили на русском, и я не всё понимал. Добрый час ушёл на переговоры. Сначала с полчаса оба азартно спорили. Постепенно пыл у Гамзата иссяк, он окончательно сник и сдался. Насколько я уяснил, Алексей обещал террористу избавить того от тюрьмы за участие в исламистской организации, если поможет в нашем деле. На что бандит без особой охоты согласился. Ещё он сообщил, что наверху идёт операция правительственных войск по захвату Алеппо. В стане игиловцев творится неразбериха, они отступают, в беспорядке покидая позиции. И в подземелье заметны смятение и переполох. Спешно минируются туннели и готовятся взорвать город. Всеми делами заправляет американский майор…
В общем, Лёха его отпустил и тот вскоре скрылся за воротами мастерской. По напряжённому лицу моего компаньона я понимал, что он не совсем доверяет слову даргинца. Но другого варианта у нас не было и пришлось понадеяться на удачу. Что ж, если не оправдаются надежды, останется только подороже отдать свои жизни.
Прошла целая вечность в тягостном ожидании, пока, наконец, распахнулись гаражные ворота и оттуда выкатился обшитый бронёй автомобиль. Поравнявшись с нашим укрытием, машина на миг застопорила ход. Этого нам хватило, чтобы резво вскочить в кабину через распахнувшуюся дверь. Мы устроились позади Гамзата в пустом отсеке для размещения взрывчатых веществ. И через двадцать минут хода мы оказались перед шлагбаумом туннеля, ведущего к командному центру. С автоматами наизготовку к машине с двух сторон осторожно приблизились двое проверяющих, третий остался на месте возле полосатого барьера. В этот момент, признаюсь, у меня ёкнуло внутри и мелькнула леденящая мысль: «Что, если дагестанец избрал вероломную линию и нас сейчас просто пристрелят? Вон рожи какие бесстрастные у обоих постовых!»
В следующее мгновение те заглянули внутрь броневика, и я столкнулся вплотную с изучающим взглядом игиловца. Затем он, требовательно протянув руку, обратился к сидящему за рулём Гамзату:
– Покажи пропуск.
Тот протянул бумаги со словами:
– Вот накладные на получение тротила.
Некоторое время страж внимательно разглядывал документы. И кивнув в мою сторону, вопрошал строго:
– Кто эти двое?
– Они со мной. Грузчики, – уточнил наш наперсник.
– Свернёте вон в тот проезд, – указал направление контролёр.
– Я знаю, не раз уже там получал груз.
Досматривающий отступил на шаг и подал знак оставшемуся на месте охраннику. Шлагбаум неторопливо поднялся, предоставляя нам беспрепятственный проезд. Проехав ещё немного, свернули в какой-то тёмный туннель, оказавшийся глухим тупиком. Впереди виднелась только небольшая дверь, через которую, видимо, выдавали взрывоопасный груз. Наш автомобиль упёрся в дверь так, что её невозможно стало открыть изнутри. Меня обдало холодным потом: неужто всё-таки попались в западню?
– Отсюда ближе всего до командного пункта, – уточнил дагестанец, решительно сжав рукоять своего автомата и выбираясь из кабины наружу.
– Что ж, не будем зря терять драгоценное время, – снова взял на себя руководство наш неформальный лидер. – Гамзат, идёшь впереди и указываешь дорогу, мы за тобой. Если что, действовать по обстановке.
Из потёмок тупика снова выбрались под бьющий прямо в глаза свет прожекторов. Метров пятьдесят прошли навстречу слепящим лучам, абсолютно беззащитные в открытом пространстве. Наконец остановились перед утопленным в бетонной стене бронированным железным люком, над которым хищно ощерился паз пулемётной точки. Наш провожатый постучал прикладом в люк. В ответ оттуда вопрошал недовольный голос:
– Кого ещё там несёт в неурочное время?
– Срочно нужно загрузить шахид-мобиль. Туго приходится наверху. Просили поторопиться!
Лязгнул стальной запор, люк приоткрылся и нас запустили внутрь. А там оказался бункер с расчётом пулемётчиков, и дальше виднелся коридор каземата с дверями по сторонам. Это и был главный командный пункт – цель нашего устремления.
Туда нельзя было посторонним. Дежурный нам указал повернуть в другой проход по левую руку от него. Но нам туда вовсе не надо было. Оказавшись у цели, в самом деле обидно упускать благоприятный момент. Потом ни за что не простишь себе это.
И даргинец, не найдя ничего иного, ткнул ножом в грудь дневального. Вышло как-то неудачно, что тот успел вскрикнуть. В тот же миг двое пулемётчиков наверху, над входом, всполошились, бросившись к оружию. Пришлось уложить их из автоматов. На стрельбу в коридор повыскакивали из своих кабинетов несколько военных с пистолетами. Мы открыли по ним огонь. Двое сражённых остались лежать в раскрытых дверных створах. Остальные четыре двери захлопнулись за обитателями и оттуда донёсся грохот баррикадирования входов.
– Где главный американский советник? – принялся допытываться Лёха у Гамзата. – Мне нужен именно он.
– Его резиденция там, – указал наш осведомлённый партнёр на последнюю дверь справа в конце коридора.
Мы бросились в указанном направлении. Дверь оказалась единственной железной внутри каземата. И она была заперта изнутри.
– Гранатой такую не возьмёшь, – компетентно определил Алексей. – Нужно придумать что-то другое.
И тут донёсся грохот ударов в люк под пулемётным гнездом, через который мы проникли в центр управления. Наш командир приказал Гамзату бежать к пулемёту и сдерживать нападающих на подступах к центру. Вскоре раздались хлопки гранат снаружи за входным люком – это даргинец через бойницу уничтожил ломившихся на помощь своим начальникам игиловцев. Засим последовало грозное стрекотанье убойного крупнокалиберного агрегата.
Тем временем русский побратим обратился ко мне. На его лице обозначилась неукротимость, и стало ясно, что он принял какое-то решение.
– Амир, ты говорил про вентиляционную шахту, ведущую в апартаменты американца, – с горящим взором он подступился вплотную ко мне.
– Идём! Я покажу… – с готовностью исполнить, кинулся я в ближайший из кабинетов, переступив в дверях через распластанный труп его владельца.
– Нет! – распорядился Лёха. – Оставайся здесь и держи под прицелом забаррикадированные двери, чтоб никто из них не выбрался, а я через вентиляционный канал проберусь к их главному.
И русский взобрался на стол, над которым в потолке виднелась решётка вентиляционного проёма. Я снова занял позицию в коридоре возле железной двери, где укрывался американец. Оттуда не доносилось никаких звуков. Может постоялец апартаментов каким-то образом уже покинул их? А может просто притаился в ожидании, когда его оттуда освободят соратники из Игила?
Вдруг до меня донеслись приглушённые хлопки внутри отгороженного дверью помещения. Там происходила пистолетная перестрелка. По меньшей мере через четверть часа донёсся грохот опрокидываемой мебели и ещё какие-то шумы. Временами звуки борьбы за дверью заглушали рокочущие пулемётные очереди. Гамзат беспрерывно сдерживал напор боевиков, наседающих всё активнее. Видимо оказавшееся в западне начальство по средствам связи вызвало сюда подмогу.
Наконец железная дверь отворилась, и из чертогов американского военного специалиста появился русский. Перед собой он вёл, подталкивая в спину, со связанными сзади руками, главного наставника экстремистов. Оба были измазаны в крови, одежда разорвана, лица изрядно побиты. У заокеанского интервента продолжала обильно сочиться сукровица из разбитого носа, а левый глаз так заплыл, что почти не открывался. Русский тоже заметно пострадал. Из его разодранной губы стекал к подбородку кровавый потёк. А левый рукав рубашки, с следом ножевой отметины, набух, пропитанный кровью. В правой руке он сжимал небольшой серебристый чемоданчик.
***
– Будем прорываться здесь сквозь массу сдерживающих нас боевиков! – с убеждённостью уверенного в результате олимпийца заявил наш рисковый вожак.
– Ничего не выйдет, – обречённо отозвался Гамзат. – Их столько собралось по наши души! Изрешетят, едва только высунемся наружу.
– Посмотрим! – угрюмо бросил русский, отринув от бойницы и отбросив в сторону АКМ, от раскалённого ствола которого вился сизый дымок. Подошёл к пленённому майору, решительно вытащил пистолет и ткнул им тому в грудь со словами:
– Ну что, американец, хочешь вернуться к своей мисс?
Жалкий вид низвергнутого агрессора убеждал в том, что бедняга давно уже распрощался с жизнью. Он впервые столкнулся с ситуацией, когда безысходность положения не оставляла ему никаких шансов на спасение. Хоть в среде сослуживцев майора считали отчаянным храбрецом, участвовавшим во многих военных кампаниях, но одно дело, когда ты отдаёшь распоряжения из надёжного бункера, пусть даже и расположенного в зоне боевых действий, и совсем другое дело – сейчас. «Этот русский – сущий бес! В его положении остаётся единственное – выторговать себе жизнь ценой тех двоих и сдаться. Я бы именно так и поступил», – размышлял про себя потомственный службист. От неожиданного вопроса в нём пробудилась надежда, что на краю реальной гибели здравый смысл, наконец, посетил дерзкого противника. Придётся выступить в роли посредника, а когда разоружат этого стервеца, можно будет и рассчитаться за всё!
Лицо пленника приняло услужливое выражение и, готовый выслушать предложение о капитуляции, он ответил деликатно:
– У вас нет выбора. Если сложите оружие, я гарантирую вашу сохранность.
– Ну это пока преждевременно. У меня есть другая идея.
И русский посвятил нас в свой план…
***
Американец принялся кричать террористам, чтобы те немедленно прекратили стрелять. После того, как стихла перестрелка, он назвал своё имя и воинский статус. Потребовал, чтобы боевики дали ему беспрепятственно выйти. В ответ из противоположного стана прозвучало:
– Мистер Рейли, выходите. В вас никто не посмеет стрелять!
Русский приставил к затылку майора пистолет и выбрался с ним наружу.
Я из укрытия через прорезь пулемётной щели наблюдал с замиранием сердца за происходящим снаружи. В освещённом туннеле было хорошо видно, как Лёха неторопливо шествует среди валяющихся трупов террористов с высокопоставленным заложником в направлении боевиков. Те, больше не скрываясь, высыпали из укрытия и скопились возле шлагбаума в ожидании приближения своего главного наставника. Расстояние до них составляло не более ста пятидесяти метров. Примерно на половине этого маршрута Лёха вдруг резко втолкнул пленника в тот боковой проезд, где мы оставили свой шахид-мобиль.
Исламисты подняли невообразимый гвалт, кинулись было за скрывшимися от них военными. Даргинец пустил пулемётную очередь, и боевики быстро попрятались, отступив в укрытие. Через короткий промежуток из бокового тупика выскочил наш броневик и задним ходом подлетел к люку под пулемётной щелью. Мы с Гамзатом бросились к машине. По нам стали стрелять. Я бежал первым и успел вскочить в раскрытую дверцу автомобиля. Дагестанцу не повезло – ему пуля угодила в бок. На руках я втащил раненого внутрь. Машина рванула вперёд и на бешеной скорости снесла шлагбаум. Мы помчались в путанном лабиринте подземных туннелей, едва разбирая дорогу. Сзади гнались преследователи на своих джипах. В кабине было тесно для четверых и бледное лицо американца, толчками от прыгающей на неровностях машины, в такт дёргалось передо мной. Отрешённо закатив кверху глаза, он истово шептал молитву.
Наконец мы вырвались на «проспект», ведущий из подземного города наружу. На повороте машину опасно бросило в вираже и, вздыбившись на два колеса, она стала опрокидываться. Повезло, что краем бронированной крыши ударило о стену туннеля и, кроша его бетонную основу и высекая каскады искр, шахид-мобиль поскакал по козлиному дальше. Вихляя из стороны в сторону, броневик летел вперёд словно лихая чапаевская тачанка. На магистрали царило оживление. Вооружённые люди живо сновали туда-сюда. Завидев мчащийся на предельной скорости автомобиль шахидов и преследующую его кавалькаду пикапов, все в панике разбегались прочь, освобождая дорогу.
И вот он выход. Но там не только шлагбаум перегородил проезд. Заранее оповещённые по связи патрульные успели наглухо запереть входные ворота. Не сбавляя набранной скорости, крепость на колёсах легко разнесла в щепы стрелу деревянного барьера и метнулась в лобовой атаке на кованый створ громоздкой преграды.
Со скоростью астероида бешено увеличиваясь в размерах, навстречу нам стеной летел воздвигнутый на пути заслон. В ожидании мощного удара я невольно закрыл глаза и втянул голову в плечи. Последовал сильный толчок. Меня бросило вперёд, больно вдавив грудью в перегородку грузового отсека. Донёсся невообразимый грохот и пронзительный металлический скрежет снаружи по бронированному корпусу машины от разлетевшихся створок ворот. Таким образом, не выдержав многотонную мощь удара, препятствие пало, и мы невредимые устремились по курсу.
После полумрака подземелья в глаза резко ударил свет. Над Сирией всходило горячее солнце. Лучи его несли с собой полное надежд утро. И мы стремительно ворвались в него. По Алеппо промчались до самой окраины беспрепятственно поскольку на Ближнем Востоке шахид-мобиль действительно на всех наводит неописуемый ужас. О разрушительной силе от его взрыва ходят легенды на грани мистики. Не зря же ещё его называют шайтан-каром. Такого ужасного монстра никто не осмелится подстрелить, ибо сам обречён при этом погибнуть.
Этак и ворвались мы в расположение наступающих войск. А чтобы не подбили наш броневик, я высунулся в открытую дверцу и размахивал изо всех сил полосатой тельняшкой Лёхи, подавая таким образом знаки, мол, мы свои.
Жаль Гамзата живым не удалось довезти до наших. Он умер в машине во время безумной гонки.
***
Захваченного русским американского военного советника потом допросили. Оказывается, подземные сооружения – все эти мастерские, склады, командный центр и разные коммуникации были заминированы. Даже бордель с находящимися в нём женщинами был подготовлен к взрыву. И что бы осталось от самого Алеппо, случись в его подземных недрах столь грандиозный теракт? Благо, что чудовищный инцидент своевременно удалось предотвратить. Сирийцам следует молиться за того русского парня!
А серебристый чемоданчик скрывал в себе адское устройство. В нём находился пульт управления для подрыва предназначенных к уничтожению объектов. Оставалось только отправить электромагнитный импульс на приведённые в готовность взрыватели. И американский майор бы ни на миг не задержался с решением.
Однако вскоре его пришлось отпустить.
Трансатлантическая военная миссия наземных операций в Сирии была проинформирована о пленении их специалиста. Поэтому правительству Асада в Дамаск поступила гневная нота протеста из Совбеза ООН с требованием о немедленном освобождении необоснованно захваченного заложника. В связи с произошедшим инцидентом состоялся брифинг с привлечением международных СМИ, где в официальном коммюнике было заявлено о крупном подразделении ЧВК «Вагнера», состоящем преимущественно из сотрудников российских сил специального назначения, активно орудовавших в тылу повстанцев в Алеппо и якобы использовавших в своей подрывной деятельности боевые химические средства, запрещённые Женевской конвенцией от 17 июня 1925 года.
А как им не злобствовать, когда была сорвана подготовленная армейская операция по уничтожению ещё одного мирного города.
Тут ничего не поделаешь, политика – дело изощрённых умов! В результате, изрядно потрёпанного этого самого бравого майора передали его покровителям. А он уж, надо отдать ему должное, поведал всю историю в выгодном для себя цвете. В западной прессе потом яростно трепали измочаленный лоскут конъюнктурной жвачки о российском участии в ближневосточном конфликте. Говорят, предприимчивый мистер Рейли, весьма обогатившись от компетентных высказываний в прессе, подал в отставку и приступил к написанию мемуаров осведомлённого лица о своей сирийской эпопее. Представляю, какой это будет перл!
Алексей же получил нагоняй от начальства за то, что своими действиями в Алеппо дал повод американцам поднять международный скандал и раздуть на весь мир шумиху по поводу неправомерного участия русских в сирийском конфликте. Но заслуги его в спасении города всё же учли и вместе с орденом «Мужества» присвоили очередное воинское звание – капитан.